|
© Лев Московкин
Русский Журнал
Арбатова М. Мне 40 лет... Автобиографический роман.
— М.: Захаров — АСТ, 1999. — 458 с.
"Никаких евреек, девочка. Тебе жить, в этой стране евреям несладко, - сказал пожилой милиционер и вывел "русская" крупными буквами". Так решилась проблема национальности автора романа. Тем не менее проницательность еврейской женщины светится буквально из каждого слова, даже если бы она скрывала свое галахическое происхождение.
Книга написана с большим социальным перехлестом, значительно перекрывающим ее художественные достоинства. А они немалые, несмотря на отсутствие работы корректора (ошибки есть даже в имени бабушки Нехамы). Причем движение читателя вглубь романа наращивает как напряжение, так и число не выправленных огрехов текста, которые тоже добавляют остроты восприятия смысла. А смысла много, текст им перегружен. Детство и юность, отношения с мамой и братом, жуть детской ортопедии, образ отца в собственном восприятии и семейных персонажей в изустной памяти описаны в хороших традициях русской мемуаристики, которой так блестяще владела Александра Бруштейн. Даже жаль, что Мария Гаврилина-Арбатова вполне по-современному торопится, экономя слова и печатное пространство. Роман - не вино, что легко пьется, но пока сообразишь, как к этому относиться, успеваешь наглотаться густого концентрата по самое некуда, откуда ругать автора - все равно что самого себя, понуро соглашающегося на такую жизнь. Или, например, плевать в зеркало, в котором ты отражаешься с такой вот жизнью. Создавая печатную версию собственной жизни, автор фактически описывает единственно возможную форму позитивного протеста, позволяющую жить в нашей стране не без эстетической гармонии и с надеждой на будущее. При чтении трудно избавиться от желания отредактировать огрехи текста (правда, они накапливаются ближе к концу романа, детство и истории родственников описаны очень чисто). Но такая работа задержала бы издание, а оно очень своевременно и выгодно отличается от обильной мемуарной литературы. "Я хочу разгрести ниточки семейного сценария, разгадать, что было на месте белых пятен. У меня ничего не получается, потому что нигде в мире нет такого количества подложных дат, фальшивых документов, семейных тайн и фиктивных историй, как в России". Так что в таком романе опечатки просто необходимы, ибо он, как свежая диссертация, пылесосом выметает на себя мусор из десятилетиями слежавшихся умов.
Эта книга - типичный продукт и одновременно высший перл отечественного переходного периода, комплиментарный, то есть дополняющий, в гендерном смысле, роман Василия Аксенова "Новый сладостный стиль" как метафизическое зеркало головокружительных перемен, произрастающих на российской почве. Не в обиду любимому Василию Павловичу, но, как теперь почти всегда, у женщины получилось лучше, короче и как-то смачно точнее. Особенно если текст читает тот мужской типаж, отстраняющийся от чисто женского издевательства над собственным телом и духом посредством "карательной гинекологии", "абортов от нелюбимого" и манипулирования инструментами в виде мыслящих мужиков, воспринимаемых эффектной женщиной не более чем необходимыми подставками известного сакрального инструмента женского удовлетворения.
Благодаря милым женским развлечениям с собственной плотью и духом женщина ощущает себя живой и потому теперь из этого, мягко говоря, не делает секрета, но для издания в виде книги от автора-женщины требуется определенное мужество. Тем более что на мужчин щебетанье об абортах действует как ДДТ на вредных насекомых. Естественно, корректора на такой текст найти еще труднее, чем такого автора, поскольку одна запятая может выхолостить половину выстраданного автором смысла.
Роман и вправду гениальный, только непонятно, когда, собственно, он был написан. Если суммировать описанное: заботу о детях, разборки с двуногими и тоску по четвероногому кобелю, посиделки в ЦДЛ и обмен любезностями с маститыми бой-френдами отечественной словесности, охоту на мужчин и последующие кульминации, длительные и неоднократные, затем болтовню по обмену опытом с подругами... - получается в среднем где-то сто часов в сутки, и это без учета очаровательного московского транспорта, хотя и не в одной же точке пространства все вышеуказанное происходило. То есть на писанину, не говоря уже про аборты и изнасилование, времени не остается.
Изумительно сочетание драматической постановочности сюжета с точным описанием происходящего. Ведь автор не упускает почти ни одной особенности нашей жизни, именно тех глубоко личных проблем, которые настигают каждого в нашей стране и про которые великолепно известно любому представителю власти. Книга обречена на успех, хотя далеко не каждый читатель в этом признается. Возможно по этой причине, пресса по роману бедная и пока не появилось ни одной значимой рецензии. Автор подает себя сильно и не хочет или не может смириться с правилами игры, вызывая мощную публичную негативную реакцию. Все это типично и привычно, наша страна во множестве плодит "сильные личности", и те, кому не нравится перманентно настигающее унижение, просто уезжают. Оставшимся остается книга - если и не понравится, то по крайней мере невозможно отмести ее технологичность как руководства по выживанию в семье и в стране. Имеются в виду те, кому прискучило черпать эмоции из надоедливых "признаний" картонных персонажей импортных сериалов, а знания - из передач "о любви и сексе", сооруженных энергичными неизлечимыми девственниками.
У нас нет такой могучей рефлексии, как у автора книги и одновременно эксперта самой рейтинговой передачи "Я сама". Рефлексии как имманентного свойства русской интеллигенции на основе "внутренних допингов" гениальности. А вот сорокалетний автор имеет захватывающих набор синергии галахического еврейского происхождения со стороны мамы в сочетании с русской пассионарностью со стороны папы, также однозначно высокого гормонального фона, судя по описанию собственного поведения, и особенность облика, в описании которой автор идеи генетических причин гениальности Владимир Эфроимсон ссылался на пример хромоты Авраама Линкольна, и многое другое, на что описываемый обычно обижается, а здесь уместно, так как умалчивание в таком романе может восприниматься как оглушительное вранье. Впрочем, стремление к публичной истине - тоже черта национальная, вспомним Фейхтвангера. Но отвлечемся хотя бы номинально от тела, его допингов и его происхождения во имя текста как бессмертного продукта бренного тела.
Поскольку сильный автор в похвалах не нуждается, просто скажем ему спасибо - хотя бы за смелость сказать о том, чем слишком многие мучаются молча.
|
